ТРИНАДЦАТАЯ НЕВЕСТА
ПРОЛОГ
Это случилось, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Возраст абсолютно детский, в сущности, и хотя по закону мне теперь полагался паспорт, взрослой я себя совершенно не ощущала. Да и какой взрослой-то? Смешно даже. Нет, будь я, конечно, такой красоткой, как некоторые из моих одноклассниц, я бы может и прониклась собственной значимостью и «взрослостью». Но, видя себя в зеркале каждое утро и каждый вечер, я иллюзий не питала и наслаждалась детством. Барби говорите? Ага-ага, если соединить штуки три — четыре Барби, укоротить им ноги вполовину, отрезать длинные белокурые волосы и перекрасить в невнятный русый цвет, заодно прибавить толстые щеки, превращающие глаза в щелочки, то… Ну, примерно тогда можно представить, что я такая вот неправильная Барби. Ах да, я забыла упомянуть про буйство гормонов, которое периодически проявлялось на лице в виде прыщей, сигнализируя всем, что вот эта конкретная особь женского пола: с короткой стрижкой, кучей лишних килограммов и такой же кучей комплексов — когда-нибудь станет девушкой.
Одежду я носила соответствующую — джинсы, толстовки, худи, бесформенные объемные куртки и кроссовки. Некрасиво говорите? Зато хорошо прячет живот, нависающий над джинсами, и ходить удобно. Все эти юбочки и туфельки, безусловно, радовали меня своей красотой на вешалках в магазинах, но остатки здравого смысла побеждали, не позволяя вырядиться на посмешище одноклассникам. А стресс от собственной неказистости заедался биг-маком, отшлифовывался картошкой фри и, чтобы окончательно утопиться, заливался молочным коктейлем. Благо бабушка, которая сама была женщиной весьма дородной, меня хоть и не поощряла, но и не запрещала есть такую еду. Вот так мы и жили — я, мой лишний вес, гипертрофированные комплексы и юношеские прыщи.
И в тот вечер, я ехала домой, прогуляв несколько часов со своей единственной школьной подругой по центру города, и отметив свой четырнадцатый день рождения в «Макдональдсе». В животе была приятная тяжесть, утомленные прогулкой ноги гудели, а руки совершенно не отягощал воздушный шарик, который я, как именинница, честно вытребовала у кассиров. Дома должны были ждать подарки от родителей, которых я сегодня еще не видела, так как утром они уходили из дома намного раньше меня. И жизнь, в общем-то, казалась вполне приятной.
Середина ноября, как обычно радовала ранними вечерами, грязью и серостью, промозглым холодом и голыми деревьями. Мне даже с днем рождения не повезло, грязно, холодно, сыро и темно. Ни тебе снега еще, ни тебе остатков листьев уже. Вот и топала я домой от автобусной остановки через маленький сквер. Дорогу я знала хорошо, так как срезала путь не первый раз. Да и время еще ранее — хоть и темно уже, но нормальные маньяки в такое время на охоту не выходят, а местных алкашей и пацанов я знала, и не боялась.
Мне оставалось пройти буквально метров сто до светящихся фонарей у дороги прямо перед моим домом, как вдруг, сзади послышались торопливые шаги. Не успела я и головы повернуть, как мой рот закрыла большая ладонь, а через грудь перехватила вторая рука какого-то сильного мужчины, и меня потащили. А я настолько испугалась, что даже не пыталась вырваться, и только невнятно мычала через ладонь, зажимающую мне рот. При этом судорожно пыталась понять, это кому же я такая нарядная понадобилась? Меня волокли через какие-то кусты, когда мой чудесный праздничный шарик вдруг напоролся на ветку и с грохотом лопнул. И я, и мой маньяк подпрыгнули от ужаса, ладонь с моего лица отдернулась, и вот тут я завопила. Орала я громко и самозабвенно, попутно пинаясь, выдираясь, и пытаясь достать ногтями до лица маньяка — сильно не поцарапаю короткими ногтями, конечно, но хоть поскребу. И до меня как-то с опозданием дошло, что умирать я совершенно не хочу. Еще меньше я хочу, чтобы какой-то мерзкий маньяк сотворил со мной что-то страшное, поэтому я верещала, как круглопалый геккон, а ведь все знают, что его крик разносится аж на десять километров. Ведь должен же хоть кто-то меня услышать?!
Не знаю, сколько времени мы так барахтались, пока я орала и выдиралась, а маньяк меня держал и пытался заткнуть мне рот, но закончилось все также внезапно, как и началось. Я отлетела в сторону головой в кусты, тут же раздались звуки какой-то возни, мужской вскрик и все затихло. Подождав для приличия минуту, я задом на четвереньках выбралась из кустов и обернулась. Несостоявшийся маньяк валялся на земле ломаной кучей, а над ним стояли два рокера, затянутые в черную кожу: черные кожаные брюки, черные кожаные куртки, высокие сапоги, длинные волосы, по серьге в ухе. Хотя может и не рокеры, может байкеры, кто их разберет. Главное, что спасли.
— Живая? — лениво протянул один из парней, брюнет с крупной серебряной серьгой в левом ухе.
— Ага, — промямлила я.
— Вставай тогда.
Я послушно встала, отряхнула с себя веточки, увидела порванный рукав куртки, расстроилась. Посмотрела на уделанные в грязи джинсы, расстроилась снова.
— Спасибо, — наконец перевела взгляд на моих спасителей. — Он неожиданно напал, я его не видела.
— Иди, — так же лениво протянул брюнет и махнул рукой в сторону дороги, по которой проносились машины.
— Ага, спасибо.
Я, прихрамывая, побрела в сторону дома. Шок еще давал о себе знать, поэтому плакать пока не хотелось. Я это сделаю дома, когда сниму с себя грязную одежду и умоюсь. Мои спасители сзади о чем-то вполголоса переговаривались, но прислушиваться не хотелось, поэтому я переставляла ноги и пыталась прийти в себя от этого тупого испуга.
— Стой! — раздалось сзади и я, притормозив, оглянулась.
— Сколько тебе лет? — в разговор вступил второй рокер, тот, что с длинными светло-русыми волосами.
— Четырнадцать, — я шмыгнула носом. — Сегодня исполнилось.
Парни переглянулись, пришли к какому-то решению, и подошли ко мне.
— Подойдет, — это снова брюнет.
— Думаешь? Как-то не особо… А впрочем, не жалко, — это блондин.
— Да какая разница? — брюнет окинул меня взглядом.
— А если…?
— Не смеши меня. Руку дай! — это он уже мне.
Ничего не понимая, я протянула правую руку, но он качнул головой и кивнул на левую. Левую так левую, они одинаково грязные, и я протянула левую ладонь. Парень крепко взял меня за руку, и вдруг надел мне на безымянный палец тонкое серебряное колечко, которое ему подал, вынув из кармана, его друг. Ну, надел это я, конечно, лукавлю, на самом-то деле он мне его практически навинтил, учитывая, что колечко явно не предназначалось для таких упитанных рук. Но парень справился, и кольцо оказалось на моем пальце. Я с недоумением смотрела на этот внезапный подарок и ждала какого-то объяснения. Это, наверное, на день рождения? Хотя с чего вдруг совершенно незнакомым парням дарить мне подарок? Спасли и на том спасибо.
— Будешь невестой, — флегматично ответил брюнет на мой невысказанный вопрос.
— Чего? — я вытаращилась. — Я не могу выходить замуж, я еще ребенок.
— А замуж тебя никто и не зовет, — тут хмыкнул и ответил блондин. — Невестой побудешь несколько лет. Обручальное кольцо ты получила. Бывай, — они кивнули и пошли в сторону деревьев. А блондин обернулся, смерил меня на прощанье веселым взглядом и подмигнул.
— Подождите! — крикнула я. — Сколько лет? Зачем?
— Года четыре, может пять, — ответил брюнет через плечо. — Так надо.
— Да чьей невестой-то? — снова крикнула я.
— Не важно, — парни переглянулись, хохотнули и скрылись между деревьев.
Вот так и стала я в четырнадцать лет чьей-то невестой. Не зная ни имени своего мифического жениха, ни кто он, и если он один из этих двоих, то который, брюнет или блондин? Не зная, на какой срок. И даже не назвав свое имя.
Родителям и подруге я благоразумно не стала рассказывать о произошедшем. Зачем? Во-первых, они испугаются и разнервничаются. И потом, если они узнают о нападении, то можно забыть о свободе, и придется мне возвращаться из любой поездки в компании бабушки. Ну а про неожиданное кольцо и «оневестивание» я тем более молчала. Все равно не поверят, только посмеются. И я их понимала особенно остро тогда, когда смотрелась в зеркало. Какая невеста? О чем вы? Толстый, нескладный, прыщавый подросток с короткой стрижкой. Вот вам и невеста без места.
Два месяца спустя
Я довольно быстро забыла о случившемся, благо физически я не пострадала, а все остальное сгладилось из памяти и забылось, как страшный сон. Ну, напал маньяк, ну бывает — сама виновата, нечего было идти в темноте через сквер. Это я, кстати, усвоила четко. Больше никаких прогулок в темное время суток через сквер в одиночку. Ничего страшного, сделаю крюк, здоровее буду, тренировка опять-таки.
Единственным, что как-то напоминало о той странной встрече в сквере, было серебряное колечко на левой руке. Но и оно как-то быстро стало естественным продолжением моего пальца, потому что снять его я не могла. Кольцо сидело настолько туго, что даже прокрутить его на пальце не удавалось. Ума не приложу, и как только тому парню удалось мне его нацепить? Но что странно, дискомфорта и болезненных ощущений это не вызывало, так что я махнула рукой. Выглядело колечко совсем просто, но симпатично. Тонкий ободок, который совсем не стеснял движения пальцев, и на нем стилизованное солнышко: круглая чуть выпуклая сердцевина, с нарисованным улыбающимся лицом, и треугольные волнистые лучики.
А вот через два месяца после того памятного дня рождения я встретила неподалеку от дома странную пару. Молодая красивая девушка, с холодным породистым лицом и длинными черными волосами, и мужчина средних лет. Не знаю его возраст, на вид он примерно, как мой папа, а папе — сорок семь. Они стояли и кого-то высматривали среди пешеходов, а увидев меня, оживились, и мужчина, кивнув в мою сторону, уверенно повел девушку. Они поравнялись со мной и, перегородив дорогу, стали меня рассматривать.
— Она? — презрительно подняла брови девушка.
— Она, — кивнул ее спутник.
— Ты ничего не перепутал?
— Ну что вы? Вон и кольцо, — мужчина кивнул на мою левую руку, а девушка перевела туда же взгляд.
— Они совсем спятили что ли? — девушка удивленно качнула головой. — Я все понимаю, но выбрать это? — она так презрительно протянула слово «Это», что я почувствовала себя раздавленным тараканом, на которого смотрят и брезгуют даже веником смести.
— Арита, но ведь это же хорошо. Сами подумайте, сколько шансов…? — мужчина смерил меня задумчивым взглядом.
— Ах, ну да. Я все время забываю про правила. Такое не жалко. Ты прав, — она просветлела и даже чуть улыбнулась, если можно назвать улыбкой то, что уголки ее губ дрогнули и приподнялись, ведь глаза по-прежнему были ледяные и презрительные.
Я стояла, не говоря ни слова, потому что совершенно не понимала ситуацию и того, стоит ли мне хоть что-то сказать или лучше промолчать. Благоразумие вопило об опасности и умоляло не рыпаться, а молчать, только молчать. Посмотрят и уйдут. Хотя спросите меня, чем может быть опасна эта красивая холеная брюнетка, я бы не смогла ответить. Просто чувствовала, что ничего хорошего от нее ждать не стоит. Раздавит и пройдет мимо, даже не заметив.
Так и произошло — они еще раз меня оглядели, затем девушка сказала своему спутнику какое-то короткое слово, которое я не смогла разобрать, и они ушли.
А я еще какое-то время стояла, глядя в никуда, и пыталась принять действительность, в которой меня назвали «Это» и заявили, что — «Такое не жалко». Это было не просто оскорбительно, это было унизительно до такой степени, что хотелось лечь и умереть. Тогда же некстати вспомнилось, что нечто похожее прозвучало и из уст парней, которые вручили мне кольцо. Вроде бы, они сказали, что «Как-то не особо. А впрочем, не жалко». Теперь я поняла, что имелось в виду под этим загадочным «А впрочем, не жалко». Не жалко меня, потому что я «Оно», «Это».
Именно тогда я закончила свою нежную взаимную любовь с фаст-фудом и сладким. Устроив прощальный обед в «Макдональдсе», я безумно объелась бургеров, картошки фри и молочного коктейля, планируя на всю жизнь отбить себе охоту. И мне это удалось. Я переела до такой степени, что потом мне стало плохо, и я мучительно прощалась со всем съеденным за углом, в первую попавшуюся урну, а подруга крутила пальцем у виска и говорила, что я совершенно ненормальная. Но ведь не объяснишь же ей, что я не хочу, чтобы на меня показывала пальцем и говорили «Это», а силы воли на то, чтобы перестать есть всякую неполезную еду, не хватает. А так… Ну, что ж, у каждого свои методы. «Макдональдс» мне такое коварство не простил, и больше никогда уже не заманивал в свое теплое ароматное нутро, соблазняя вкусной, но ужасно неполезной для фигуры едой, а я и рада. Так же радикально и не этично я поступила с тортиками, пирожными, конфетами и прочими вкусными вещами. А попрощавшись с ними, позволяла себе только раз в год, на свой день рождения, кусочек именинного торта. И иногда невкусного, но гламурного и не калорийного, темного шоколада. С молочным шоколадом с орешками я распрощалась навсегда.